Главная              Рефераты - Культура

Природа и культура 2 - реферат

Природа и культура

Общеизвестно, что само слово «cultura» возникло как оппозиция понятию «natura» – природа. Однако такое противопоставление не вполне корректно. Ибо человек не только создает вторую природу, он меняет и облик и первой. Природа земли все в большей степени окультурена, а сама культура неизбежно включает в себя природное. Природа и культура едины и неразрывны, они отрицают и взаимно обогащают и дополняют друг друга.
Понятие «природы» употребляется в русском языке в различных смыслах. Природой подчас именуют сущность какого-либо явления. Природой мы называем непосредственно окружающую нас естественную среду. Наконец, в самом общем смысле слова «природа» - синоним понятия «материальный мир», точнее весь материальный мир не созданный человеком.

Рассматривая вопрос культуры и природы, под природой следует понимать совокупность естественных условий существования человеческого общества. Природа имеет свою историю, неотделимую от истории человеческого общества. Это освоенная человеком, вовлеченная в орбиту его жизнедеятельности часть мира. В ходе истории человечества все новые и новые пласты окружающего мира входят в эту сферу, становятся природой. Культура выступает своеобразным посредником между природой, с одной стороны, и обществом с другой. Влияние общества на природу, равно как и влияние природной среды на общество, опосредуется культурой.

Природа и культура неразрывны. Они связаны генетически, ибо человек – высший цвет развития природы, а культура – величайшее из творений человека. Природа – материал и почва культуры. В конечном счете, все естествознание – изучение, «испытание природы». Природа – древнейший и наиболее постоянный объект эстетического и художественного освоения.

Человек ощущает себя частью большого мира – Природы, и в то же время он отделяет, отличает себя от природы – этап ее самосознания .

На заре человечества слитность человека и природы еще не была так сильно нарушена. Основой первобытной культуры являлся культ природы – человек жил природой и чувствовал себя ее неотъемлемой частицей. Природа была близкой, ибо она поила и кормила человека, но и далекой – грозной, неизвестной, таинственной. В ходе предметно-практической деятельности возникло «человеческое чувство» природы: не только ее эстетическое приятие, но и наделение ее человеческими качествами – очеловечивание. Она стала одновременно мастерской и храмом. Для первобытного человека природа ограничивалась сравнительно узкой территорией, на которой жило его племя.

Затем возникло противопоставление человека природы. Скорее всего, это произошло тогда, когда были противопоставлены телесное и духовное, с пониманием природного как чего-то низшего, неполноценного. К этому добавилось отношение к природе естествоиспытателей Нового времени: природа – мастерская, ее надо подчинить человеку, «преобразовать» согласно его интересам. Утилитарное отношение к природе привело к тому, что по отношению к ней все стало дозволенным. Здесь не действовали запретительные нормы права, религии и морали. Исчезло восхищение природой. Природа стала восприниматься как антитеза духа и культуры. В философии марксизма природа рассматривалась как объект производственной деятельности человека. До сих пор в качестве образца «творческого марксизма» приводят фразу И.В. Мичурина, которая, кстати, никогда не рассматривалась им как некий философский принцип: «Нам нечего ждать милости от природы, взять их у нее – наша задача». Так подход противоположен коренным принципам народной культуры, для которой всегда земля была «родной матушкой», священным именем отца назывались реки. Без такого любовного отношения к природе невозможна высокая культура сельскохозяйственного труда. Сегодня люди привыкли жить на взятые у природы в кредиты, вернуть которые уже невозможно.

Ныне все человечество стоит пред новым витком спирали – единством природы и культуры, когда все богатство культуры должно быть поставлено на службу защиты природы. Единство человека и природы было верно понято еще И. Кантом, для которого человек – «последняя цель природы», а природа, в свою очередь «материя всех его целей». В этом и заключается единство природы и культуры.

Миссия человека состоит в непрерывном сближении с природой, все более глубоко познавать ее законы и вносить в природную стихию разумное сознательное начало.

Одной из важнейших, глобальных проблем, от которых буквально зависит жизнь или смерть всего человечества, стала сегодня экологическая проблема – разумное природопользование и природоохранение. Экологический кризис может быть преодолен только в том случае, если нам удастся сформировать у каждого имеющего дело с человеческими процессами человеческое чувство природы, объединяющее рациональное и эмоциональное, эстетическое и этическое отношение к ней.

Из некоторых психофизиологических экспериментов следует, что реакции человека на некоторые, существенно важные раздражители замедлены по сравнению с аналогичными реакция животного примерно на одну секунду. Судя по всему, причиной этой задержки является скрытая речевая деятельность.


КУЛЬТУРА И ПРИРОДА

— одна из основных оппозиций философии, культурологии, социологии культуры. Оппозиция «К. — П.» является предпосылкой подразделения всех наук на науки о культуре (К.) и науки о природе (П.), она лежит в основе определения предмета культурологии и предмета социологии К. Самым общим образом К. может быть охарактеризована как все то, что создано руками и умом человека в процессе его исторической жизнедеятельности, соответственно, П. — это все существующее и не созданное человеком. К. представляет собой то, что не имело бы места и не способно было бы удерживаться в дальнейшем без постоянных усилий и поддержки человека; П. — то, что не является результатом человеческой деятельности и может существовать независимо от нее. Очевидно, что с расширением сферы К. область П. соответствующим образом сужается; если К. хиреет, съеживается и гаснет, сфера природного расширяется.
К. включает материальную и духовную части. К К. относятся как созданные человеком здания, машины, каналы, предметы повседневной жизни и т.п., так и созданные им идеи, ценности, религии, научные теории, нормы, традиции, правила грамматики и ритуала, и т.п. К. находится в постоянной динамике, она радикально меняется от эпохи к эпохе. Это означает, что постоянно меняется и понятие П., противопоставляемое понятию К.
Широкое понимание К. как противоположности П. необходимо при обсуждении общих проблем становления и развития К. и, в частности, проблемы видения П. конкретными К. Это понимание является в известном смысле классическим, хотя оно не единственно возможное.
Еще Г. Риккерт настаивал на том, что понятие П. может быть точнее определено только через противоположное ему понятие К.: «Продукты природы — то, что свободно произрастает из земли. Продукты же культуры производит поле, которое человек вспахал и засеял. Следовательно, природа есть совокупность всего того, что возникло само собой, само родилось и предоставлено собственному росту. Противоположностью природы в этом смысле является культура, как то, что или непосредственно создано человеком, действующим сообразно оцененным им целям, или оно уже существовало раньше, по крайней мере сознательно взлелеяно им ради связанной с ним ценности». Сходным образом определял К. позднее П.А. Сорокин: «В самом широком смысле культура обозначает совокупность того, что создано или модифицировано сознательной или бессознательной деятельностью двух или более индивидов, взаимодействующих друг с другом или воздействующих на поведение друг друга».
А. Крёбер и К. Клакхон попытались проанализировать и классифицировать концепции и определения К. Все известные определения К., (в обзоре их более 150) подразделяются на шесть основных типов (от А до F), большинство из которых подразделяется на подтипы. В частности, к типу А относятся т.н. описательные определения, примером которых может служить определение Э. Тайлора: «Культура, или цивилизация, — это знания, искусства, нравственность, законы, обычаи и некоторые другие способности и привычки, усвоенные человеком как членом общества». Очевидно, что это — очень узкое определение, охватывающее лишь часть духовной К. Узким является и определение К. как социально унаследованного комплекса способов деятельности и убеждений (тип В, «исторические определения»). Еще одно крайне узкое определение опирается на идею образа жизни: К. — это совокупность стандартизированных верований и практик (тип С. «нормативные определения»). Узкими являются и структурные «определения», напр.: К. это сочетание наученного поведения и поведенческих результатов, компоненты которых разделяются и передаются по наследству членами данного общества.
Все указанные определения касаются только духовной К. и никак не затрагивают материальную К., с которой первая всегда неразрывно связана. Напр., наука — это не только система идей и методов их обоснования, но и совокупность тех, иногда чрезвычайно сложных устройств и приборов, без которых невозможно научное исследование; живопись и скульптура — это, кроме всего прочего, и определенные материальные объекты, и т.п.
Определения типа: К. — это то, что отличает человека от животного, или: К. — результат организации специфичной для человека способности символизации (типы F-IV и F-III) являются попросту неясными.
Речь не идет, конечно, о том, что приведенные и подобные им определения К. никуда не годятся. Они вполне могут оказаться полезными в каких-то узких контекстах, при обсуждении отдельных сторон К.., не затрагивающем К. как единое взаимосвязанное целое. Ситуация здесь аналогична попыткам определения, напр., человека. Существуют десятки определений понятия «человек», но нет единственно верного и применимого во всех обстоятельствах определения данного понятия.

Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004.


Мамонтов С.П. Основы культурологии: М.: Олимп, 1999.

1. Общая постановка вопроса

Если признать, что Гомо сапиенс начинается там, где кончается животное, а определяющим признаком культуры выступает ее извечное стремление преодолеть и поставить на службу человеку «стихийное» начало не только в нем самом, но и в окружающем его мире, то возникает вопрос: в каком соотношении находятся люди и их естественная среда или, иными словами, как взаимодействуют человеческая культура и «божественная» природа?

Вплоть до середины нашего века вопрос этот казался ясным и не вызывал беспокойства. Рассматривая существование культуры во времени и пространстве, мы уже отмечали, что еще с античности получили широкое распространение идеи географического детерминизма, достаточно убедительно показавшие влияние природных факторов на возникновение и развитие отдельных цивилизаций. Так или иначе, человечество осознавало и обратную связь — преобразующую и «облагораживающую» роль культуры по отношению к «дикой», «непокоренной» природе. Правда, следует сказать, что и в прошлом, как, например, у Руссо, по этому поводу возникали сомнения и достаточно тревожные пророчества. Едва ли не самые известные из них — хотя обыденное сознание до сих пор склонно их отвергать, — принадлежали Марксу и Энгельсу. Первый писал: «...Культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно... оставляет после себя пустыню...» Второй высказывался в том же духе: «Не будем, однако, слишком обольщаться относительно побед человека над природой. За каждую такую победу она мстит нам. Это верно, что, во-первых, каждая такая победа приносит ожидаемые результаты, но также верно, что, во-вторых и в-третьих, она оказывает различные непредсказуемые эффекты, перечеркивающие зачастую все положительное».

Очень долго, по крайней мере на Западе, преобладал взгляд, согласно которому человек после длительного периода первобытной дикости и бесприютности вправе претендовать, если не на «покорение», то хотя бы на подчинение природы своим стремительно растущим материальным потребностям — скрытому двигателю всякой культуры. Говоря о ее «великой общей задаче самосохранения в борьбе против подавляющей мощи природы», 3. Фрейд, например, писал: «Именно из-за опасностей, которыми нам грозит природа, мы ведь и объединились и создали культуру, которая, среди прочего, призвана сделать возможной нашу общественную жизнь. В конце концов, главная задача культуры, ее подлинное обоснование — защита нас от природы».

Вышеприведенные слова Фрейда представляются совершенно справедливыми, но относящимися лишь к определенному этапу существования на Земле биологического вида Гомо сапиенс. По весьма приблизительным данным антропологии, человек как живое существо появился на нашей планете многие миллионы лет тому назад, а его первые зафиксированные и более или менее внятные «культурные» проявления имеют возраст не более полумиллиона лет. На этом огромном отрезке времени Н.А. Бердяев выделяет «четыре периода в отношении человека к природе: 1) погружение человека в природу, 2) выделение из природы, противопоставление природы и борьба с ней, 3) обращение к природе для овладения ею, 4) восстановление связи человека с душой природы и духовное овладение природой». Слова Фрейда, несомненно, могут относиться лишь к 2 и 3 периодам бердя-евской схемы и представляют собой всю известную нам историю творческого существования человечества от «язычества» и до современной и далеко не совершенной «цивилизации».

С философско-антропологической точки зрения, созданная трудом и мыслью человека искусственная среда, своеобразная система вне-биологических механизмов или так называемый «культурный слой» на поверхности Земли, в ее недрах, глубинах мирового океана, в атмосфере, а ныне и в ближайшем космосе может рассматриваться как «вторая природа».

В прояснении неразрывной связи между Культурой и Природой поистине революционная роль принадлежит выдающемуся российскому естествоиспытателю и мыслителю Владимиру Ивановичу Вернадскому (1863—1945). Его главная заслуга перед потомками заключается в том, что он органически соединил в своем обширном творчестве естественнонаучное и гуманитарное видение мира, науки о земле и «живом веществе» с науками о человеке и обществе, способствуя превращению культурологии во всеобъемлющее учение будущего, рассматривающее судьбы человечества в неразрывном единстве с природой и космосом (так называемый антропокосмизм).

По своим фамильным корням и национальному мироощущению Вернадский — сын либерального петербургского профессора родом из-под Полтавы и родственник известного писателя В. Г. Короленко — в равной степени принадлежал двум великим славянским народам — русскому и украинскому. Закончив физико-математический факультет Московского университета, он с 1890 г. работает там профессором минералогии, кристаллографии и геохимии, а в 1911 г. переселяется в Петербург и через год избирается академиком. В 1918 г. Вернадский становится первым ректором основанной им Украинской академии наук, а позднее, вновь вернувшись в Россию, он создает Радиевый институт и первую в мире биогеохимическую лабораторию. Несмотря на то что до 1917 г. Вернадский был активным общественным деятелем, членом ЦК кадетской партии и даже заместителем министра просвещения в буржуазном Временном правительстве, в первые годы советской власти большевики «терпели» ученого, учитывая его огромный научный потенциал и международный авторитет. Однако с 30-х гг. его творчество замалчивалось и дискредитировалось, а сам он находился в скрытой оппозиции к сталинским порядкам с их «исключительным моральным и умственным гнетом», по определению самого ученого. Характеризуя В.И. Вернадского как блестящего представителя российской духовной элиты, нельзя не упомянуть и о том, что дело отца так или иначе продолжил и его сын — Г. В. Вернадский — видный ученый-историк, живший в эмиграции и ставший одним из создателей геополитической доктрины евразийства, для которой важнейшим фактором формирования культуры является природно-географическая среда.

Для современной культурологии определяющее значение имеет учение В.И. Вернадского о ноосфере (от греч. «ноос» — разум и «сфера» — шар). Хотя термин «ноосфера» впервые ввел в научный обиход не Вернадский, а французские ученые Э. Леруа и П. Тейар де Шарден (см. ниже), они сделали это, опираясь на лекции русского академика по биогеохимии, прочитанные им в Париже в 1922— 1926 гг. Считая ноосферу, т.е. сферу разума, продолжением и высшей формой биосферы, Вернадский, по существу, говорил о мировой духовной и материальной культуре, которая возникла из растительного и животного мира («живого вещества») и в течение многих миллионов лет существования человека превратилась в геологический фактор, изменяющий и одухотворяющий лик нашей планеты и ближайшего космоса. Вернадский выдвинул гипотезу о том, что наряду с другими видами энергии и биохимической энергией живого вещества с появлением "«а земле человека начал действовать новый вид энергии, связанный с психической деятельностью и разумом, которые стали важнейшими силами в формировании нового облика планеты.

В этом его взгляды во многом совпадали с идеями французского ученого и богослова Пьера Тейара де Шардена (1881—1955). Член Французской академии «бессмертных», геолог, палеонтолог, археолог и антрополог и одновременно католический священник, до конца жизни оставшийся верным своему церковному обету, Тейар де Шарден, наряду с Вернадским, считается создателем теории ноосферы, но не в ее материалистическом толковании, а в религиозном. Глубокий знаток процессов неорганического и органического этапов развития нашей планеты и человека, Тейар стал основоположником «христианского эволюционизма», сочетающего идею Бога как Творца всего сущего и строго научные данные о становлении Земли и появлении на ней жизни. «Материализм» и «идеализм», противопоставленные друг другу, для Тейара де Шардена не существовали.

Выходец из культурной религиозной семьи, среди предков которой был и Вольтер, юный Пьер закончил иезуитский колледж, сначала стал монахом, потом священником, не переставая, однако, глубоко интересоваться естественными науками, что поощрялось и Орденом иезуитов, к которому он принадлежал. После участия в войне 1914 г. в качестве санитара он работал профессором геологии в Католическом институте в Париже (1920—1923) и уже как сформировавшийся ученый-исследователь совершил несколько поездок по странам Азии, Африки и Америки (1923—1926). К этому времени научные публикации и некоторые обобщения, которые он в них выдвигал, вызвали недовольство церковной иерархии, и ему, несмотря на его уже мировую известность, было запрещено заниматься преподаванием и печатать философские труды, чему ученый безропотно подчинился. После этого он на 20 лет (1926—1946) уехал в добровольное изгнание в Китай, а позднее — в США, не порывая с Церковью, но целиком отдавшись богословско-научному творчеству. Лишь после смерти Тейара отношение к его идеям со стороны католических кругов, вступивших в период «обновления», существенно изменилось и было издано его десятитомное собрание сочинений.

В своих главных трудах — «Божественная среда» и «Феномен человека», опубликованных на русском языке, Тейар де Шарден, так же как и В.И. Вернадский, понимает под ноосферой идеальную «мыслящую» оболочку Земли, которая появилась в конце третичного периода наряду с уже существовавшими барисферой (ядро планеты), литосферой (ее твердая оболочка), гидросферой (водный покров), атмосферой (кислог родный покров), стратосферой (верхние слои атмосферы) и биосферой («пленка» органической жизни). Воплощением и создателем ноосферы стал человек, как единственное мыслящее существо. Божественное начало в форме жизненной энергии, по Тейару, пронизывает всю Вселенную, сначала в ее неорганической, а потом и в органической ипостаси, постепенно усложняя и совершенствуя мир и двигая его вперед и «ввысь» к некой «точке Омега», где произойдет слияние человека с Божеством. Видение мира как живого организма, проникнутого духовной энергией, так или иначе было свойственно и философии «всеединства» Вл.С. Соловьева, получив в науке и другое название — «панпсихизм»; последний утверждает, что у всего живого, в том числе и у растений, есть свой внутренний мир как развивающаяся частица единого и всеохватывающего божественного начала. По Тейару, Земля в своей эволюции проходит четыре стадии: «преджизни» (литосфера), «жизни» (биосфера), «мысли» (ноосфера) и, наконец, «сверхжизни» (божественная сфера), которая будет знаменовать собой единение людей с Богом (богочелове-чество) после завершения истории в «точке Омега».

Тейар де Шарден не уставал говорить о необходимости слияния и сотрудничества религии, в центре которой находится человек, и опытной науки, исследующей преимущественно природные феномены. «Религия и наука, — писал он, — две неразрывно связанные стороны или фазы одного и того же полного акта познания, который только один смог бы охватить прошлое и будущее эволюции, чтобы их рассмотреть, измерить и завершить». Не об этом ли говорил задолго до французского ученого и Вл. Соловьев, утверждая в рамках философии всеединства необходимость некоего органического синтеза веры и опытного знания?

Отвлекаясь от чисто религиозной стороны проблемы, в конце нашего века вопрос о взаимоотношениях человека и природы, видимо, следует поставить так: насколько плодотворен «обмен веществ» между биосферой и ноосферой, а точнее — «техносферой», ибо именно эта последняя угрожает человечеству? И еще более жестко: не погубит ли человек и созданная им цивилизация саму биосферу и даже вообще всю нашу планету?

Сегодня в этом вопросе человечество без различия общественно-политического строя раскололось на два лагеря: один — жрецы индустриально-электронно-атомного Молоха — воплощает собой целое мировоззрение, которое получило название «научно-технического оптимизма». Другие, представленные прежде всего религиозной, гуманитарной и естественнонаучной интеллигенцией, в большинстве случаев склоняются к так называемому «экологическому пессимизму». Каждый человек, размышляя о судьбах мира, так или иначе примыкает к одной из этих точек зрения. Если средоточием первых стала промыш-ленно-инженерная элита, трудом и мыслью которой осуществляется научно-техническая революция (НТР), то вторая находит выражение в набирающем силу международном движении «зеленых», в соответствующих программах ЮНЕСКО, в многочисленных частных и государственных комитетах и организациях. Наряду с широко известным «Гринписом» — поборником прямых природозащитных действий — едва ли не самой авторитетной из них стал так называемый Римский клуб, основанный в 1968 г. крупным итальянским предпринимателем Аурелио Печчеи (1908—1984). В нем участвуют свыше 100 видных ученых, бизнесменов и общественных деятелей из более чем 30 стран, в том числе из России. Цель клуба — «углублять понимание особенностей развития человечества в эпоху научно-технической революции» путем обсуждения и стимулирования исследований по так называемым «глобальным» проблемам, о которых речь пойдет ниже. Клубом, в частности, издан ряд книг-докладов, в том числе по вопросам сохранения культуры, с судьбоносным для человечества выводом: если не будут преодолены существующие тенденции НТР и всемирного роста производства, то уже в первой половине XXI столетия можно ожидать глобальной экологической катастрофы. Действительно, по некоторым данным, уже сейчас заметно увеличилось количество углекислоты в атмосфере, над Южным полюсом появилась огромная «озоновая дыра», мировому климату угрожает «парниковый эффект», объем загрязнения вод на Земле составляет около 700 кубических километров в год, ежегодно с нашей планеты полностью исчезает один вид животных и т.д. В частности, подсчитано, что если бы все страны имели такой же индустриальный уровень, как США, то уже сейчас экосистема планеты не выдержала бы нагрузки и подверглась разрушению, ибо, по некоторым данным, одна эта страна, доля которой в населении Земли составляет всего 5%, потребляет 40% мировых ресурсов и дает 50% всех загрязнений. Достаточно сказать, например, что один реактивный лайнер за 8 часов полета уничтожает 75 тонн кислорода; а для того чтобы выработать за те же 8 часов такое же количество этого необходимого для жизни элемента, требуется 50 тыс. гектаров леса. Вообще, уже только одна проблема нехватки кислорода, тесно связанная с сохранением растительного покрова Земли, угрожает ей неизбежным апокалипсисом. Вот некоторые статистические данные последних лет: каждую минуту на планете вырубается около 20 гектаров леса, а ежегодно его площади сокращаются на 11 млн га; каждый год гибнут сотни видов растений, а на каждый десяток вырубленных в мире деревьев сажается только одно.

Трагедию человечества и его современной культуры, ориентированной преимущественно на потребление, X. Ортега-и-Гассет определил так: «Тот мир, что окружает нового человека с колыбели, не только не понуждает его к самообузданию, не только не ставит перед ним никаких запретов и ограничений, но, напротив, непрестанно бередит его аппетиты, которые в принципе могут расти бесконечно».

Исходя из приведенных выше фактов основными рекомендациями Римского клуба являются качественное совершенствование человечеством своей производственной деятельности и переход к ее «нулевому», позднее — к строго контролируемому «органическому» росту в замкнутом технологическом цикле, как это предполагается на «звездолетах» будущего. Недаром выдающийся норвежский путешественник, этнограф и археолог Тур Хвйердал (1914—1990), много сделавший для изучения древнейших культур, образно говорил, что наша Земля — «не что иное, как одинокий космический корабль, не имеющий выхлопной трубы. У нас нет ни достаточно высоких дымоходов для выбрасывания в космос вредоносных испарений, ни достаточно протяженных систем стока для отвода загрязненных вод за пределы Мирового океана».


2. Глобальные проблемы и экология культуры

Глобальные проблемы, изучению и решению которых посвятил себя Римский клуб, — это совокупность жизненно важных проблем, затрагивающих уже не какой-то отдельный народ, а человечество в целом. Важно подчеркнуть, что именно в силу этого они перерастают сферу идеологии, а тем более политики, ибо и та, и другая связаны с защитой взглядов и интересов ограниченных общественных групп, в то время как «глобалисты» выступают от имени всего человечества как неповторимого и наделенного «духом» биологического вида.

По существу, новое направление научного знания, обобщившего последние данные общественных и естественных наук — «глобалистика» — не оставляет места для политической практики в ее традиционном, пренебрегающем нравственностью понимании. Неудивительно поэтому, что в книге А. Печчеи «Человеческие качества» провозглашается необходимость перехода к «Новому Гуманизму», который должен основываться на трех основных постулатах: чувстве принадлежности ко всему человечеству в отличие от приоритетов отдельных стран и народов; частичном отказе от их «суверенности» и эгоистических интересов; а также — на решительном отказе от насилия как средства разрешения конфликтов. Ставя в центр своего внимания человека вообще независимо от его расовой, социальной, классовой и иной принадлежности, глобалисты делают решительный шаг в сторону общечеловеческих ценностей и гуманизма, который, как мы отмечали, и составляет сущность культуры. Вот почему глобальные проблемы, сохраняя тесную связь с другими науками (социологией, демографией, экономикой, психологией и т.д.), должны изучаться и изучаются также и культурологией. В будущем «глобалистика», несомненно, станет приоритетным направлением любого опытного знания.

Вследствие стремительной интернационализации хозяйственной деятельности глобальные проблемы приобрели планетарный характер и на наших глазах стали объединять людей всей планеты перед лицом общей опасности и во имя общих ценностей, главной из которых является сама жизнь. Не будет преувеличением сказать, что возникновение и обострение глобальных проблем нанесло чувствительный удар по классовым и националистическим стереотипам в политике и культуре, способствуя преодолению «кланового» и «блокового» мышления и расколу мира на два враждующих лагеря и множество ревниво охраняемых и вооружаемых национальных «квартир». В самом деле, если на терпящем экологическое бедствие космическом корабле с атомной «начинкой», каким является наша Земля, будет продолжаться межнациональная и межклассовая грызня, то его шансы на выживание катастрофически понижаются. Роль гуманистической культуры в такой обстановке — культуры, выступающей против любых видов ненависти, — неизмеримо возрастает.

Процессы деидеологизации и деполитизации общественной жизни в нашей стране и поворот ее к общечеловеческим идеалам без ущерба для национальной самобытности вдохнули новую жизнь в деятельность Римского клуба. «Вхождение России в мировую систему на новых основаниях, — отмечают известные русские экологи O.K. Дрейер и В.А. Лось, — принципиально меняет прошлые прогнозы и теоретические схемы, а значит, перед Римским клубом открываются дальнейшие перспективы объединения мирового научного сообщества для обсуждения и разрешения общечеловеческих противоречий в совершенно новых политических условиях».

В научной литературе нет окончательного «списка» глобальных проблем; их число и характер варьируются от автора к автору. Однако в подходе к ним до сих пор ощущается определенная идеологическая тенденциозность. Так, если ученые Римского клуба считают, что глобальные проблемы порождены прежде всего колоссально возросшими средствами воздействия человека на окружающий мир и их нерациональным использованием, то современные марксистские теоретики видят их главную причину в стихийности капиталистического производства, в анархии буржуазного общественного развития, погоне за прибылью, хищническом «грабеже» колоний, хотя всему миру известна вопиющая разница в экологической ситуации на территории бывшего СССР и высокоразвитых индустриальных стран, скажем Японии. Иначе говоря, согласно одной концепции во всем виноват неконтролируемый научно-технический прогресс, согласно другой — изначальная порочность капитализма.

В соответствии с этим у разных авторов различен подход и к «списку», и к приоритетности глобальных проблем. В литературе советского периода нашей истории до последнего времени на первый план выдвигалась опасность ядерной войны как следствие раскола мира на две противоборствующие системы; на Западе делался акцент на комплекс проблем, имеющих непосредственно «цивилизационную» основу: загрязнение природной среды; истощение традиционных источников энергии; «демографический взрыв» в одних странах и депопуляция в других; растущая угроза голода в планетарном масштабе и т.п. Но, как говорится, «хрен редьки не слаще»: умереть ли в одночасье от глобальной атомной катастрофы или «тянуть» до середины XXI в., когда на Земле кончатся кислород, чистая вода, запасы энергии и питания.

Среди глобальных проблем, наиболее тесно связанных с судьбами культуры, но остающихся как бы на втором плане в их еще не закрытом списке, некоторые ученые особо выделяют проблему растущего отчуждения современного человека от себе подобных и от окружающей его среды. Как известно, понятие отчуждения в нравственном смысле разрабатывал еще Гегель, понимая под ним некое состояние внутреннего разлада, духовной «дезинтеграции» человека, утрату личностью своего единства с миром, извращение и разрыв естественных связей с ним. Проблему отчуждения в его конкретных общественно-экономических формах неоднократно ставил и Маркс. Так или иначе, трудно отрицать, что появление огромных масс людей, страдающих и несчастных, стандартно похожих друг на друга и относящихся негативно или равнодушно к идее общечеловеческой солидарности и окружающей их природе, было следствием глобальной индустриализации и, в свою очередь, привело к нынешним экологическим бедам. В области духа ярким симптомом отчуждения стала уже известная нам массовая культура, которая в данном случае должна рассматриваться как своеобразный наркотик, позволяющий людям забывать свое прошлое, не думать о будущем и в состоянии бездумного «кайфа» бежать от ответственности перед обществом и природой.

Как мы видели, при рассмотрении глобальных проблем, неотвратимо надвигающихся на человечество, нам постоянно приходилось прибегать к понятию «экология», ибо без осмысления и учета экологических факторов современная цивилизация обречена на гибель. Поэтому остановимся на указанном понятии подробнее, тем более что в наши дни оно приобретает дополнительный смысл, имеющий прямое отношение к собственно культурным процессам.

Термин «экология» происходит от греч. oikos — дом, родина — и до последнего времени обозначал отрасль науки, исследующей отношения между людьми и окружающей их природой, т.е. их естественным «домом». При этом предметом рассмотрения экологии были два взаимосвязанных процесса: с одной стороны, воздействие на природу производственной деятельности человека, творящего материальную культуру; с другой — обратное влияние природной среды на его здоровье, популяции и генофонд. Все, таким образом, сводилось к преимущественно биологическому и физическому взаимодействию. Однако человек, в отличие от животного, существует не только и не столько в материально-физиологическом измерении. Ведь вырвавшись за его пределы, именно он создал ноосферу — вторую, чисто человеческую среду — и является на планете единственным живым существом, у которого два «дома», две «родины» — породившая его Природа и порожденный им самим огромный мир духовных, культурных ценностей. Вот почему в последние годы термин «экология» был распространен и на эту сферу, вызвав к жизни такие понятия, как «экология души» или «экология культуры».

Впервые различать традиционную «биологическую» экологию и экологию культуры предложил Д.С. Лихачев, делая при этом акцент на роли памяти, духовной преемственности, всего того, что связано с прошлым. Позволим себе привести хотя и длинную, но исчерпывающую цитату: «...экологию нельзя ограничивать только задачами сохранения природной биологической среды. Для сохранения жизни человека не менее важна среда, созданная культурой его предков и им самим. Сохранение культурной среды — задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы. Если природа необходима человеку для его биологической жизни, то культурная среда столь же необходима для его «духовной оседлости», для его привязанности к родным местам, для его нравственной самодисциплины и социальности. А между тем вопрос о нравственной экологии не только не изучается, он даже и не поставлен нашей наукой как нечто целое и жизненно важное для человека... Если человек равнодушен к памятникам истории своей страны — он, как правило, равнодушен и к своей стране... Убить человека биологически может несоблюдение законов биологической экологии, убить человека нравственно может несоблюдение экологии культурной».

Мысли Д.С. Лихачева, предложившего и соответствующее понятие «гомосфера», т.е. человеческая сфера, весьма созвучны учению В.И. Вернадского, разграничивавшего биосферу и ноосферу как два различных, но взаимосвязанных понятия и говорившего о тесном взаимодействии живой и неживой природы, хозяйственной и духовной деятельности человека. Так, практически совпали взгляды на единство мира у двух крупнейших русских ученых: естествоиспытателя и гуманитария, подошедших к общей проблеме человека и его выживания как бы с двух разных концов.


Флиер А.Я. Культурология для культурологов. - М.: Академический проект, 2000.- с.124-127.

3. Природа и культура

С позиций современного научного понимания феномена культуры — антонимы, противоположные, но и взаимодополнительные составляющие мира человеческого бытия. Биосоциальный дуализм сущности самого человека не мог не привести к такого же рода дуальности организации среды обитания людей (пространственной, временной, интеллектуальной, символической и пр.), совмещения в ней естественной природной компоненты, обеспечивающей витальный аспект человеческого существования (солнечное излучение, атмосфера, вода, продукты питания, минеральные ресурсы), и мира искусственных порядков (в виде материальных объектов, символов, идей, социальных структур, языков коммуникации и пр.), созданных самими людьми и обеспечивающих коллективный (социальный) характер их жизнедеятельности. Этот мир искусственных порядков как результат целенаправленной человеческой деятельности и принято обозначать в качестве культуры, противопоставляя его природе. С подобных позиций культура нередко определяется как совокупность элементов природы, переработанных людьми в своих интересах (понимая при этом в числе элементов природы и самого человека, в частности его мозг и способность к сознанию). Иначе говоря, природа — это все, что еще не культура, а культура — это все, что уже не природа.

Вместе с тем у ряда специалистов такого рода категорическое противопоставление природы и культу ры не встречает поддержки (Эйбл-Эйбесфельдт, Лоренц, Халоуэлл и др.). Они апеллируют к данным социобиологии, дающей достаточно оснований для определения социального поведения животных как функционального (а порой и непосредственно технологического) аналога человеческой культуры, по крайней мере в ее сегментах жизнеобеспечения, социальной организации, регуляции и коммуникации и некоторых др. С их точки зрения, нет жестких границ между социальным поведением животных (как явлением природы) и социальным поведением людей (как явлением культуры), а основное различие явлений природы (животного мира) и человеческой культуры заключается преимущественно в уровне сложности используемых способов и средств адаптации, консолидации, саморегуляции, трансляции опыта следующим поколениям (обучения) и пр. При этом отмечается, что разрыв в уровнях сложности технологий жизнедеятельности между приматами и верхнепалеолитическими людьми во много раз меньше, чем между теми же верхнепалеолитическими и поздненеолитическими культурами (не говоря уже о более поздних городских цивилизациях) . При таком подходе противопоставление природы и культуры в значительной мере утрачивает смысл, и культура начинает рассматриваться как особый этап общей эволюции природы, на котором адаптация к среде посредством изменения видовой морфологии (у растений) и сочетания процессов видовой изменчивости со сменой стереотипов поведения (у животных) полностью вытесняется адаптацией посредством изменения и усложнения технологий и форм жизнедеяельности (у людей), включая и формирование искусственной среды обитания.

Противники этой позиции, преимущественно психологи и философы, апеллируют к принципиальному отличию возможностей человеческой психики от соответствующих свойств животных — способности к абстрактному мышлению, выделению себя из природы, рефлексии собственного «Я», порождающих различия в средствах коммуникации, обучения, накопления опыта,

адаптации и т. п., что является преимущественно качественными показателями. Соглашаясь со всем этим, нельзя не обратить внимание на то, что все эти отличительные качества появились у человека не «вдруг» (скажем, с завершением процесса биологического антропогенеза и сложением вида Homo Sapiens), а развивались очень постепенно на протяжении всей первобытной и архаической ("варварской») стадии истории, т. е. являются «благоприобретенными» как часть социального опыта, а не унаследованными от животных предков инстинктами.

Хотя дискуссия о возможности или невозможности биологического наследования социального опыта еще далека от окончательных выводов, большинство специалистов согласно с недоказанностью (как теоретической, так и эмпирической) факта генетического наследования культуры и наиболее вероятным путем обретения ее следующими поколениями только методом обучения и подражания (что фигурирует в современной науке уже почти как аксиома).

По всей видимости, именно здесь, в вопросе о механизмах накопления, обобщения, рефлексии и трансляции опыта жизнедеятельности, а также выделения в этом опыте личностного «Я» и пролегает основная грань между природой и культурой.

Следует отметить и еще один важный аспект соотнесенности природы и культуры — культуру природопользования (экологическая культура) людей, включая культуру физического воспроизводства и реабилитации самого человека как биологического существа. По мере развития технических средств и роста эффективности технологий переработки материалов природы в человеческих нуждах все острее ставится вопрос о нарушении баланса воспроизводства природных экосистем, разрушении жизнеобеспечивающих возможностей ландшафтов, вмешательстве в естественный отбор, поддерживающий «биологическое качество» человеческих популяций. Хотя эта проблема встала «в полный рост» только во второй половине XX в., на самом деле разрушительное вмешательство человека в природную среду имело место и в далеком прошлом (верхнепалеолитический продовольственный кризис в связи с массовым истреблением мамонтов и других крупных животных; деградация ландшафтов, вызванная масштабным скотоводством, гибель лесов в Греции, молодая поросль которых поедалась многочисленными козами, опесчанивание Сахары и ряда районов Евразийской степи как результат кочевого скотоводства номадов; изменение ландшафтов Европы и Китая в связи с массовой распашкой, вырубкой и выжиганием лесов под земледельческие нужды; массовая урбанизация как таковая и т. п.). Таким образом, проблема культуры природопользования, обобщения исторического опыта в этой сфере и выработки принципов не разрушающей эсплуатации ландшафтов — по существу один из «вечных» вопросов бытия человека на Земле и норм его социокультурного функционирования — пока что еще не нашел сколько-нибудь комплексного позитивного решения. Еще одна из сторон этой проблемы — мера допустимости искусственного (культурного) вмешательства в биологическую природу самого человека, лишения его жизни или каких-либо частных природных свойств, да и вообще вся «оборотная сторона» медицины, препятствующей природной «выбраковке» нежизнеспособных особей (аборты, эвтаназия, смертная казнь, стерилизация, трансплантация органов или замена их искусственными, генная инженерия, зачатие в состоянии интоксикации и пр.). Все это вопросы не только социальные, но и прямо связанные с соотнесенностью природы и культуры в самом человеке.


4. Культура и цивилизация в контексте экологии

Взаимоотношения культуры в ее материально-производственной ипостаси, с одной стороны, и Природы — с другой, как мы видим, далеко не безоблачны. Именно их несовершенство, их «несбалансированность» привели не только к современному экологическому кризису, но и к связанному с ним кризису человеческой духовности, об опасности чего еще на заре промышленной революции провидчески предупреждал Руссо В наше время его отдаленными последователями стали не только бунтующие хиппи и битники, но и огромное количество трезво мыслящей гуманитарной и технической интеллигенции, объединившихся в широком международном движении «зеленых».

В России одним из заметных поэтических предвестников современных «экологистов» и этого движения, восходящего к первым выступлениям против «машинной цивилизации», стал крупный поэт Максимилиан Александрович Волошин (1877—1932). Осознавая пагубность того «перекоса» в пользу «материального» и в ущерб «духовному», которым характеризуется мировосприятие сегодняшнего человека, Волошин считал, «что человек, освобождая силы извечных равновесий вещества сам делается в их руках игрушкой». Эту идею он глубоко развил в обширном цикле стихов «Путями Каина» с красноречивым подзаголовком: «Трагедия материальной культуры». Вот как Волошин саркастически резюмировал смысл научно-технического прогресса в своей поэме «Машина»:

Машина научила человека
Пристойно мыслить, здраво рассуждать.
Она ему наглядно доказала,
Что духа нет, а есть лишь вещество,
Что человек такая же машина,
Что звездный космос только механизм
Для производства времени, что мысль
Простой продукт пищеварения мозга,
Что бытие определяет дух,
Что гений — вырождение, что культура
Увеличение числа потребностей,
Что идеал — Благополучие и сытость,
Что есть единый мировой желудок
И нет иных богов, кроме него.

К счастью, в мире становится все больше людей, Отвергающих перспективу стать «единым мировым желудком», который «переварит» в себе все богатства и всю красоту окружающей нас природы, созданной отнюдь не человеком. Растущее экологическое сознание приводит к необходимости уточнить некоторые связанные с этим термины и, в частности, попытаться ответить на вопрос: в чем заключается разница между понятиями «культура» и «цивилизация», нередко употребляемыми как синонимы. Хотя на этот счет и не существует единства мнений, следует признать, что большинство крупнейших культурологов, таких, как Шпенглер, Тойнби, Сорокин, Бердяев, да и все русские религиозные философы с теми или иными оттенками понимали под «цивилизацией» некий завершающий этап определенной культуры, когда она, исчерпав свою творческую силу, концентрируется на материальном благополучии и потреблении в ущерб жизни «духа», развитию искусства и литературы, одним словом, когда нации и империи превращаются в разрозненную, безликую массу, где уже нет места героическим деяниям, а на смену социальному «эпосу» приходит социальный застой. Об этом весьма красноречиво писал Н.А. Бердяев: «...Всякая культура неизбежно переходит в цивилизацию. Цивилизация есть судьба, рок культуры. Цивилизация же кончается смертью, она уже есть начало смерти, истощение творческих сил культуры. Чем отличается цивилизация от культуры? Культура религиозна по своей основе, цивилизация — безрелигиозна... Культура происходит от культа, она связана с культом предков, она невозможна без священных преданий. Цивилизация есть воля к мировому могуществу, к устроению поверхности Земли. Культура — национальна, цивилизация — интернациональна. Цивилизация есть мировой город. Империализм и социализм — одинаково цивилизация, а не культура. Философия, искусство существуют лишь в культуре, в цивилизации они невозможны и не нужны».

Иное понимание слова «цивилизация» мы находим у Л. Моргана, который в соответствии со своим делением истории человечества на три этапа считал ее последней ступенью развития после «дикости» и «варварства». Подобное понимание, заимствованное у Л. Моргана, разделяли и классики марксизма. Существует и такая точка зрения, согласно которой понятие культуры отражает некое доминирующее отношение данного общества к миру — вспомним «чувственную» культуру у П. Сорокина, — в то время как «цивилизация» выступает конкретным проявлением «чувственного», «идеационального» или «идеалистического» типа в зависимости от исторически и географических факторов. Поэтому «одному типу культуры могут соответствовать несколько цивилизаций».

Так или иначе, принимая или отвергая те или иные существующие взгляды на понятие «цивилизация», в отличие от понятия «культура», можно, однако, найти во всех рассуждениях по этому поводу некоторые достаточно бесспорные моменты. Они сводятся к следующему: во-первых, понятие «культура» семантически шире, чем понятие «цивилизация». Оно применимо как к небольшому племени (ср. «культура ирокезов», «культура вятичей»), так и к целым континентам (ср. «культура Европы», «африканская культура» и т.п.); во-вторых, понятие «культура» включает в себя как научно-технический прогресс, так и духовно-гуманистическую преемственность между поколениями. В понятии «цивилизация» явно ощущаются материально-производственные приоритеты; в-третьих, понятие «культура» тесно связано с расовой и национально-этнической спецификой человеческих групп, в то время как понятие «цивилизация» тяготеет к общечеловеческим, глобальным масштабам; и, наконец, в-четвертых, понятие «культура» обязательно предполагает наличие в ней цементирующего религиозного начала, без которого невозможна какая-либо духовность — пружина всякой культуры. «Культура имеет душу, — писал Бердяев. — Цивилизация же имеет лишь методы и орудия».

Вообще, почти вся духовная элита России отчетливо ощущала эту разницу между «культурой» и «цивилизацией», находя ей достаточно убедительное социопсихологическое объяснение. Мы уже приводили слова А. Блока о проклятом рабском чувстве в человеке, «когда оч становится чересчур сытым, довольным, слишком обеспеченным материально» и теряет свой творческий потенциал. «Тогда он становится сытым и душевно, тупым, самодовольным ...душа его, созданная для волнений и радости, так же сыта и тупа, как тело». А поэтому, продолжает великий поэт, «если же мы будем говорить о приобщении человечества к культуре, то неизвестно еще, кто кого будет приобщать с большим правом: цивилизованные люди — варваров или наоборот: так как цивилизованные люди изнемогли и потеряли культурную цельность; в такие времена бессознательными хранителями культуры оказываются свежие варварские массы».

В отличие от бытующего на Западе (на уровне повседневного сознания) отождествления культуры с цивилизацией для нас, россиян, культура — явление в основе своей идеальное, а цивилизация в конечном счете — "материальное, связанное с бытовыми удобствами и потребительством. Мы придерживаемся первоначального, идущего от античности понимания культуры как «возделывания» души и духа человека, в то время как цивилизация является возделыванием лишь среды и условий обитания, что несет с собой большие экологические опасности. По мнению многих религиозных и даже не религиозных, но экологически подготовленных мыслителей, наш во многом «восточный» менталитет заметно отличается от западного, который стремится к подмене культуры цивилизацией, духа — телом, «высокого» — выгодным, аскезы — гедонизмом, «божественного» — «дьявольским» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Таким образом, возвращаясь непосредственно к теме настоящей главы «Культура и Природа», можно смело утверждать, что будущему нашей планеты угрожает не столько духовно ориентированная «культура», сколько материально ориентированная «цивилизация». Это ощущение опасности и второстепенности цивилизации, связанной с научно-технической эйфорией и отсутствием должного внимания к духовному единению людей и их единству с Природой, хорошо выразил глубоко народный советский поэт А. Твардовский:

В зрелости так не тревожат меня
Космоса дальние светы,
Как муравьиная злая возня
Маленькой нашей планеты.

Мамонтов С.П. Основы культурологии: М.: Олимп, 1999


5. Экологическое сознание Востока и Запада

Хотя единство "природного" и "человеческого" миров, ноосферы и биосферы в нашу эпоху ни у кого не вызывает сомнения, существуют, однако, довольно заметные различия в понимании того, какими могут или должны быть отношения человека с окружающей его вселенной. Чисто логически и фактически здесь возможны три варианта: во-первых, признание людьми первородства и абсолютного могущества природы, а следовательно, и их подчиненности природным стихиям; во-вторых, претензии человека на роль "венца творения", потребителя и "пользователя" дарованным ему миром; и, наконец, в-третьих, признание того все более очевидного факта, что все мы, мыслящие существа, лишь один из многих - и отнюдь не лучших! - образцов вездесущей и многоликой "живой материи", имеющей некий абсолютный надчеловеческий и, если хотите, "божественный" смысл.
Совершенно очевидно, что мироощущение, связанное с первым вариантом, было уделом наших далеких пращуров, живших на грани дикости и только-только зарождавшихся религии и культуры.
Что же касается второго и третьего типов отношения человека к природе, также связанных с развитием религиозного сознания, то их основные очаги возникли и развивались на разных концах известного древним "цивилизованного" мира: один - в Средиземноморье и Европе, другой - в Азии. И можно подозревать, что произошло это не в последнюю очередь в силу особых природно-климатических и экономических условий. Там, где естественная среда более "бескомпромиссна" по отношению к человеку, он охотнее признает ее "авторитет".
Восточный тип мировосприятия превосходит западный в своеобразном "уважении" к окружающей вселенной и заметнее ориентирован на "равноправие" и гармонию между человеком и природой. Разница между двумя типами экологического сознания обусловлена глубокими различиями в самом характере веры, лежащей в основе двух цивилизаций: первое восходит к христианству, второе - к многочисленным восточным религиям (буддизм, индуизм, конфуцианство, даосизм и др.). Главное отличие основных восточных религий (за исключением ислама) от христианства и его разновидностей заключается в том, что у первых отсутствует фигура единого и всемогущего "Бога" как творца и "хозяина" природы. По сравнению с Христом, а тем более с Аллахом, Будда, например, совсем не "Господь", не "Создатель" и не "Всесильный", а так же смертен, как и люди, и выглядит этаким просветленным мудрецом-либералом, любвеобильным защитником всего живого. Нехарактерны для восточной религиозной мифологии и такие "командно-административные" понятия, как "Страшный суд", "ад", "всемирный потоп", "Второе пришествие" и т.п.
Именно поэтому некоторые ученые и предложили делить мировые религии на так называемые "гуманистические", к которым относится большинство религий Востока, и "авторитарные", представленные христианством и его разновидностями.
На основе подобного, впрочем не бесспорного, деления уже в наши дни против христианства было выдвинуто тяжелое историческое обвинение, связанное не только с нынешней экологической, но и демографической ситуацией. Ведь, по Библии, Бог создал людей с достаточно определенной целью: "...и да владычествуют они над рыбами морскими; и над птицами небесными, и над скотом, и над всей землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле" (Быт. 1.26). Тот же Бог далее рекомендовал: "Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею" (Быт. 1.28). По этому поводу известный шведский антрополог и этнограф Ян Линдблад (1932-1987), имея в виду прежде всего цивилизацию Запада, саркастически замечает: "Грандиозная задача - и современный человек справляется с ней ни-сколько не хуже, чем козел, которого поставили сторожить капусту"'.
Опираясь на приведенные цитаты из Ветхого Завета, некоторые ученые (Линн Уайт-мл. и др.) поставили вопрос об "исторических корнях" современного экологического кризиса, характерного главным образом для стран Запада и Америки. Было высказано предположение, что в конечном счете он порожден общей антиэкологической и "антропоцентрической" догматикой христианства. Под ее влиянием отношение европейцев к природе якобы уже с раннего западного средневековья грешило определенным высокомерием и стремлением извлечь из нее максимальную пользу. Человек, обитавший в то время в Европе, искал не единства с природой, а грубого обладания ею. После того как здесь воцарилось христианство вместо языческого уважения к духам, населявшим леса, горы, степи, водные пространства, западная религия провозгласила психологическую возможность чисто потребительского подхода ко всему живому. В самом общем виде христиан-ское отношение к природе характеризовалось при этом так: "Что безусловно доказано, так это то, что христианство привнесло в человеческую культуру свое отношение к природе: она - источник ресурсов, а не объект созерцания, человек имеет право использовать ее как ему угодно, она не является священной, и отношение человека к ней регулируется моральными принципами".
Большую роль в "десакрализации", т.е. обезбоживании, природы и обосновании чисто потребительского отношения к ней сыграл выдающийся английский философ и государственный деятель Френсис Бэкон , которого можно считать отдаленным провозвестником и идейным вдохновителем будущего научно-технического прогресса. Философия Бэкона, доведенная до ее практического воплощения нынешними энтузиастами научно-технической революции, легла в основу многих экологических бед христианского Запада.
Как бы ни относиться к таким обвинениям против христианства, сама его история и более внимательное изучение Библии позволили другим исследователям оспаривать подобную точку зрения, особенно применительно к русскому православию. Благодаря его связи с ранне-земледельческой религией, в нем по сравнению с католицизмом и протестантством с особой силой проявляется идея благословения Богом любой твари, всего живого.
Принцип "святости твари" является одним из основных для верующего русского человека и важнейшим элементом его нравственности. В России, например, религиозный мыслитель и выдающийся ученый П.А. Флоренский, словно предвосхищая сегодняшние нападки на христианскую веру со стороны защитников всего живого, еще в 1914 г. посвятил этому вопросу целую главу под названием "Тварь" в своем фундаментальном богословском труде "Столп и утверждение истины". Опираясь опять-таки на цитаты из Библии, он писал: "...замечательно совершенное тождество Божьего завета с человеческой и прочей тварью. Это не два различных завета, это один завет со всем миром, рассматриваемым как единое существо, возглавляемое человеком...". "Только в христианстве тварь получила свое религиозное значение, только с христианством явилось место для "чувства природы", для любви к человеку и вытекающей отсюда науки о твари".
В качестве доказательства приверженности христианства идее если не равноправия, то, по меньшей мере, единства и солидарности человека и природы, приводятся достаточно многочисленные имена святых, богословов и ученых-христиан, ставших подлинными подвижниками экологической мысли и действия. Из них всякий образованный человек должен знать по крайней мере двух: одного - представляющего уже канонизированное прошлое религии; другого - почти нашего современника, внесшего огромный вклад в общечеловеческую культуру. Это Франциск Ассизский (1181-1226) и Альберт Швейцер (1875- 1965).
Знакомство с такими фигурами, как Франциск Ассизский и А. Швейцер, конечно, позволяет снять остроту обвинений против христианства, выдвинутых некоторыми современными экологами. И тем не менее какова бы ни была роль христианства в становлении современного экологического мышления, следует признать: Запад всегда уступал Востоку в осознании идеи о единстве, равноправии и взаимозависимости всего живого.
Еще в VIII в. до нашей эры индийская религиозная мысль запрещала лишать жизни человека и наносить вред какому-либо живому существу. В Китае и Тибете также возникли философские системы, славящие жизнь как таковую независимо от существования в ней человека. На Дальнем Востоке отношения между человеком и природой тоже отличались гармонией и взаимоуважени-ем. В дикой природе восточные мыслители чаще всего видели не прибежище злых сил, которые необходимо покорить, а некий общий символ божественности. Любопытен и тот факт, что в изобразительном искусстве Востока удельный вес природы значительно выше, чем в искусстве Запада.

Вот как писал о различиях экологического сознания Востока и Запада видный американский религиовед и философ X. Смит: "Азия сохранила глубокое почитание природы. Разумеется, если бы китайцы и индусы вовсе не поднялись над природой, у них не было бы цивилизации. Но им удалось преодолеть природу, утверждая ее. Запад же, напротив, неизменно противополагал себя природе. Созданная здесь цивилизация неуклонно отстранялась от всего природного и инстинктивного".
В свете нынешней экологической ситуации на планете и описанных выше различий в западном и восточном подходах к проблеме "Человек и Природа" возникает вопрос: как быть дальше? Как нейтрализовать смертоносное для Земли наращивание человеком своей научно-технической мощи? Если многие наши экологические беды коренятся в мировоззрении и культурных ценностях Запада, одним из ответов мог бы быть и такой: для исцеления нам следует, подобно Л.Н. Толстому, А. Швейцеру и другим мыслителям, чаще обращаться к богатейшему философско-религиозному наследию Востока, взяв из него уважительное отношение к природе, что позволит если не прекратить, то по крайней мере затормозить сползание человечества к экологическому Апокалипсису. Впрочем, как уже отмечалось, процесс взаимообогащения и интеграции Востока и Запада в единую человеческую культуру уже идет полным ходом.
Свидетельства тому, с одной стороны, приспособленное к местным условиям усвоение и головокружительное развитие Востоком индустриально-технологических достижений европейской и североамериканской цивилизаций, как это имеет место в Японии и во многих других странах Юго-Восточной Азии; с другой - широчайшее распространение на Западе восточных учений, школ и сект, не без влияния которых возникли типично молодежные движения: хиппи, битники и т.п. Они во многом следуют заветам Будды, который призывал людей освободиться от иллюзорного представления, будто обладание вещами ведет к счастью. Весьма популярными идеями значительного слоя западной молодежи, обеспокоенной своим будущим, становятся ненасилие, единение с природой, отказ от "благ" цивилизации и т.п. Линн Уайт по этому поводу пишет: "Наращивание научно-технической мощи не поможет нам до тех пор, пока не будет обретена новая религия (или же не пересмотрена старая). В своем увлечении дзен-буддизмом битники - подлинные революционеры нашего времени - опередили эпоху, ибо дзен в трактовке отношений людей и природы представляют собой полную противоположность христианству".


6. Человек, общество и природа: проблемы экологии

О единстве человека и природы. Кажется, чего проще — разделить природные и общественные начала — одни предметы отнести к природе, а другие — к обществу. На самом деле это не так просто. Деревья в саду посажены человеком. Их семена и процесс роста — природный факт. Почва — часть природы, преобразованная человеком. Домашние животные — объекты природы, в которых в известной мере реализованы цели человека посредством искусственного отбора. Здания построены человеком, а материалы, которые для этого использованы, — дар природы. Человек есть, конечно, природное существо; он — венец природы, высший биологический вид. Но он прежде всего социальное существо. Человек живет на Земле в пределах тонкой ее оболочки — географической среды. Это та часть природы., которая находится в особо тесном взаимодействии с обществом и которая испытывает на себе его воздействие. В географическую среду входят не только река, которая прямо или косвенно связана с человеческой деятельностью, но и канал, не только берег, но и дамба, не только лес, но и искусственная лесная полоса, так же как и поля, и выгоны, и пастбища, и луга, и города, и все другие поселения, климатические и почвенные условия, полезные ископаемые, растительное и животное царство.

В географической среде возникла и развивается жизнь. История человечества есть продолжение истории Земли; это, по словам А.И. Герцена, две главы одного романа, две фазы одного процесса, очень далекие на закраинах и чрезвычайно близкие в середине. Географическая среда — это та часть природы (земная кора, нижняя часть атмосферы, воды, почва и почвенный покров, растительный и животный мир), которая составляет необходимое условие жизни общества, будучи вовлеченной в процесс общественного бытия. Мы связаны с географической средой «кровными» узами, и вне ее наща жизнь невозможна: она является естественной основой жизни человека. Между природным и общественным началами нет пропасти, что, разумеется, не означает отсутствия качественной специфики. Несмотря на все свои качественные отличия, общество остается частью более обширного целого — природы.

А что мы вообще понимаем под природой? Хотя со словом «природа» соединяются весьма разнообразные значения, но когда говорится о природе вообще, без всякого ближайшего определения, то, по словам Вл. Соловьева, всегда подразумевается некоторое существенное и в себе единое начало, производящее из себя все вещи. С этим согласуется и этимологическое значение слова «природа», что указывает в ней на начало произведения или порождения вещей. Так как природа все из себя производит, то мы находим в ней основание всех вещей: она есть их единая общая основа 1.

Со времени появления общества на Земле происходит три рода процессов: собственно природные, специфически общественные и как бы сплавленные, которые сочетают в себе и те и другие.

Диалектика взаимодействия природы и общества такова, что по мере развития общества его непосредственная зависимость от природы уменьшается, а опосредованная — усиливается. Это и понятно: познавая все в большей степени законы природы и на их основе преобразуя природу, человек увеличивает свою власть над ней; вместе с тем общество в ходе своего развития вступает во . все более широкий и глубокий контакт с природой. Человек и исторически, и онтогенетически постоянно, изо дня в день общается с природой. Так, по словам И.А. Ильина, обстоит дело у земледельца и у лабораторного ученого, у железнодорожного сторожа и художника... Каждый из них по-своему вступает в общение с природой. Каждый учится у нее, каждый старается приспособиться к ней, использовать ее для своих целей, как бы уговорить ее. И это прислушивающееся уговаривание природы, это овладевающее ею обучение у нее, это осторожное одолевание и подчинение ее является для каждого духовно живущего человека одной из радостей в земной жизни. Бывает так, что природа его умудряет, утончает своими красотами его эстетические чувства, иногда и наказует, а иногда награждает его сторицею 2.

Природа требует взаимности: у нее нужно не только брать, но и давать. Природа на ранних этапах становления общества была или всевластной деспотический матерью, как говорит Вл. Соловьев, младенчествующего человека, или чужой ему рабой, вещью. В эту вторую эпоху пробудилось безотчетное и робкое чувство любви к природе как к равноправному существу, имеющему или могущему иметь жизнь в себе.

1. Интересно, что в самом слове «природа» выражен генетический аспект происхождения человека: ведь слово «природа» имеет общий корень со словами «род», «родить». И недаром в народном сознании это сложилось в словосочетании «мать-природа». Именно у нее искал защиту в трудную минуту человек, она была и есть его советчик и покровитель. Она нас выводит на свет Божий, она и обратно берет нас в себя в конце нашей жизни. Природа — это живой организм. Вспомните слова Ф.И. Тютчева:

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

2.Ильин ИЛ. Путь к очевидности. М., 1993. С. 319.

Спиркин А.Г. Философия. - 2-е изд. - М.:Гардарики, 2002.


7.

Взаимодействие общества и природы

Каждое общество преобразует географическую среду, используя достижения предыдущих эпох, и в свою очередь как бы передает ее в наследство будущим поколениям, превращая богатство ресурсов природы в средства культурно-исторической жизни. Неизмеримое количество человеческого труда израсходовано на преобразование природы, и весь этот труд, по словам Д.И. Писарева, положен в землю, как в огромную сберегательную кассу. Труд человека вырубил леса для земледельческих угодий, осушил болота, насыпал плотины, основал деревни и города, оплел материки густой сетью дорог и сделал множество других дел. Человек не только переместил в другие климатические условия различные виды растений и животных, но и изменил их.

Невозможно анализировать общество, не принимая в соображение его взаимодействие с природой, поскольку оно живет в природе. Воздействие общества на природу обусловливается развитием материального производства, науки и техники, общественных потребностей, а также характером общественных отношений. При этом в силу нарастания степени воздействия общества на природу происходит расширение рамок географической среды и ускорение некоторых природных процессов: накапливаются новые свойства, все более отдаляющие ее от девственного состояния. Если лишить современную географическую среду ее свойств, созданных трудом многих поколений, и поставить современное общество в исходные природные условия, то оно не сможет существовать: человек геохимически переделал мир, и этот процесс уже необратим.

Но и географическая среда оказывает немаловажное влияние на развитие общества. Человеческая история — наглядный пример того, как условия среды и очертания поверхности планеты способствовали или, напротив, препятствовали развитию человечества. Если на Крайнем Севере, в этой оледеневшей стихии, человек вырвал у негостеприимной, суровой природы средства существования ценой мучительных усилий, то в тропиках, в этом царстве ярких благоухающих цветов, вечной зелени и сочных плодов, необузданная пышность расточительной природы ведет человека, как ребенка, на помочах. Географическая среда как условие хозяйственной деятельности общества может оказывать определенное влияние на хозяйственную специализацию стран и районов.

Спиркин А.Г. Философия. - 2-е изд. - М.:Гардарики, 2002.

Конец формы


8.

Идея биосферы

Природная среда жизни общества не ограничивается географической средой. Качественно иной естественной средой его жизни является сфера всего живого — биосфера, включающая населенную организмами верхнюю часть земной коры, воды рек, озер, морей и океанов, а также нижнюю часть атмосферы. Ее структура и энергоинформационные процессы определяются прошлой и современной деятельностью живых организмов. Она находится под влиянием космических, а также глубинных подземных воздействий: это гигантская природная биофизическая и ; биохимическая лаборатория, связанная с преобразованием сол-нечной энергии через зеленый покров планеты. В результате длительной эволюции биосфера сложилась как динамическая, внутренне дифференцированная равновесная система. Но она не остается неизменной, а, будучи самоорганизующейся системой, развивается вместе с эволюцией Вселенной и всего живого. История жизни на нашей планете показывает, что глубокие преобразования происходили уже не раз и качественная перестройка биосферы приводила к исчезновению разных видов животных и растений и появлению новых. Эволюционный процесс биосферы имеет необратимый характер.

Ноосфера. Наш выдающийся естествоиспытатель и мыслитель В.И. Вернадский, являясь одним из создателей антропокосмизма, представляющего в единстве природную (космическую) и человеческую (социально-гуманитарную) стороны объективной реальности, исследовал проблему перехода биосферы в ноосферу. Именно он ввел само понятие «ноосфера». Эти идеи развивал далее, но в этом же духе П. Тейяр де Шарден, а у нас эти принципы развивались А.Л. Чижевским в замечательном произведении «Земное эхо солнечных бурь» (М., 1976).

Помимо растений и животных организмов биосфера включает в себя и человека: человечество — часть биосферы. Причем его влияние ускоряет процесс изменения биосферы, оказывая все более мощное и интенсивное воздействие на нее в связи с развитием науки и техники. С возникновением человечества осуществляется переход к новому качественному состоянию биосферы — ноосфере (от греч. noos — ум, разум), представляющей собой сферу живого и разумного. Ноосфера, таким образом, не отвлеченное царство разума, а исторически закономерная ступень развития биосферы, создаваемая прежде всего ростом науки, научного понимания и основанного на ней социального труда человечества. Можно сказать, что ноосфера — новая особая реальность, связанная с более глубокими и всесторонними формами преобразующего воздействия общества на природу. Она предполагает не только использование достижений естественных и гуманитарных наук, но и разумное сотрудничество государств, всего человечества, и высокие гуманистические принципы отношения к природе — родному дому человека.

Спиркин А.Г. Философия. - 2-е изд. - М.:Гардарики, 2002.


9.

Естественное и искусственное

Традиционные определения культуры коренятся в ее сопоставлении с природой. Природа обычно рассматривалась как общий фон, позволяющий выявлять особенности культуры. Она в этом сопоставлении фиксировалась как что-то интуитивно понятое, неопределяемое. Не определялась она еще и потому, что представлялась чем-то не поддающимся определению; естественный мир казался хаотическим, так, во всяком случае, видят природу многие древние мифы.

Культура, взятая в рамку определения, на фоне природы обнаруживает структурность и упорядоченность. Нормативный каркас человеческих взаимоотношений как бы высвечивается на фоне темных и затаившихся, диких и враждебных человеку стихий.

Действующие в природе силы рисуются лишенными меры, неуравновешенными, то и дело вступающими в конфликты. Человеку с его деятельностью необходимо укрепить свои позиции в этом мире неупорядоченных стихий. Придавая им согласованность и меру, формируя в растениях, животных и вещах полезные для себя свойства, вырабатывая все более изощренный инструментарий своей деятельности, сохраняя и передавая соответствующие способности и знания, человек создает культуру, особый мир вещей, инструментов, живых и действующих сил, наделенных связью, последовательностями и соответствиями.

Такое разделение мира на культурный и дикий, неупорядоченный переносится позже и на понимание человеческого сообщества. Наряду с культурными народами, живущими по закону, выделяются дикие народы, «варвары», существующие как бы по природе, стихийно, без норм и законов. Это деление, характерное для античности, по сути, фиксировало лишь различие между «своими» и «чужими», отождествление своего с культурным, чужого — с диким. В такой трактовке определяющим было непонимание чужого образа жизни, совершенно, впрочем, объяснимое, если представить, какими глазами смотрел земледелец на жизнь скотоводов и кочевников, к тому же угрожавших ему набегами и разорением, а то и гибелью.

Эта традиция понимания природы и культуры, их дуализма и борьбы, их взаимосвязи и отчуждения в основном сохранялась и развивалась в христианском мире с учетом того, что идея культуры обретала черты историзма, а представления о природе постоянно возбуждали мысль о нереализованных задатках человека.

Эпоха Возрождения во многом была связана с интересом к античности, к античной культуре. Однако попытка воспроизведения «человеческой меры» античности оказалась сопряженной с иным, нежели в античной традиции отношением к природе, с иной логикой и эстетикой понимания природы,

Природа более не трактуется как дикий и хаотический мир. В ней видят и простую меру, которой следует подражать, и ясную законосообразность, которую можно разуметь, и плотность, осязаемость форм, соразмерную с обычным человеческим опытом. Природа как будто становится внешним масштабом для характеристики и оценки культуры. Вместе с тем она становится и внутренним ориентиром культуры, регулятивной идеей построения морали, права, экспериментальной науки, знания об обществе и человеке. Стремление к естественному порядку вещей доминирует и в научном познании, и в устроении общественной жизни. Логос культуры, кажется, уступает логосу натуры. Но проходит сравнительно немного времени, и выясняется, что естественный порядок природы, служивший образцом для культуры Нового времени, был лишь косвенным выражением развития практических и теоретических форм деятельности человека. Заполнившись и замкнувшись, пространство этих форм подчинило себе потенции человеческой жизни, индивидуального развития людей, но не приблизило человека к живительному источнику природы. Сближения с природой не произошло; это одна культурная формация сменилась другой, и, когда смена произошла, выяснилось: природа по-прежнему «обступает» движение человеческой истории, по-прежнему остается внешней и посторонней этому потоку.

И вновь последовали призывы сближения с природой, возвращения человека к природе. Философия начала XIX в. разнообразно варьировала этот мотив и в романтической, и в материалистической, и в спиритуалистической тональностях. Однако желаемого возврата к природе все-таки не происходило. Там, где он как будто определялся, обнаруживался «натурализм»: возникали упрощенные представления о природе, вульгаризировавшие и культурную проблематику. Там, где природа по-прежнему воспринималась в ее жизненном величии и оставалась внешним фоном истолкования культуры, она оказывалась недостижимой и для человека, и для предлагаемых им измерений.

Образ природы расслаивался, раздваивался: на тот, что был высвечен восприятием и логикой, линиями и красками культуры, и тот, что этим культурным средствам не «поддавался», оставался непроницаемым для культуры и поэтому еще более притягательным.

Но двоился и образ культуры: на виду была культура стандартов и норм, во многом близкая природе, понимаемой как логика вещей; скрытой оставалась культура потенциальная, творческая, не реализуемая через стандарты, но их, между прочим, развивающая и модифицирующая.

Эта двойственность культуры и мешала ей приблизиться к природе в тех случаях, когда культура жаждала возврата к естественному состоянию. Культура периодически превращала окна человеческого дома в зеркала. И связь культуры с природой оказывалась отгороженностью культуры от внешнего мира. Человек, пытаясь понять свою природу, вглядывался в естественный мир, а видел «натурализм». Отпрянув от этого изображения, он возвращался в круговорот культурных форм, демонстрировавших свою ограниченность, провоцирующих периодическое возрождение тезиса о невыразимости человеческой природы.

Произошло «зацикливание» философской, человеческой, культурной мысли о соотношении природы и культуры. Она вращалась вокруг упрощенного, но компромиссного сочетания, где природа представлялась законосообразной, но недосягаемой, а культура — творческой и свободной, но лишь как дополнение или преодоление природы. Человеку суждено испытать и то, и другое, а человеческой мысли — успокоиться на «неорганическом» синтезе природы и культуры. Этот круг замкнула философия Канта, и в нем долгое время оставались (и остаются до сих пор) многие построения обыденного и теоретического мышления.

Но это не означало, естественно, что проблема решена. Ощущение невыраженности ее существа сопровождает всю философию XIX в. В немецкой классической философии (Гегель, Шеллинг, Маркс) делаются серьезные попытки прояснить запутанный сюжет. Они ориентированы на конкретизацию трактовки культуры преимущественно в историческом плане. Если культура есть реализация духа, то надо понять ход и ступени этой реализации. Если культура есть развертывание сил человека как предметного существа, то и в этом случае необходимо проследить, что культура создает, что меняет, что открывает в бытии людей.

Таким образом, культура раскрывается как история. Но тогда и отношение культуры к природе есть отношение историческое. Тогда, может быть, и природу определить как историю? За мотивом историзма культуры вроде бы следует мотив историзма отношений человека и природы, а затем и самой природы, и все они могут составить полифоническую тему историзма бытия. Но до этого не доходит. Внимание акцентировано на историзме культуры, на особенностях ее отдельных форм. Вопрос об историзме природы остается открытым, точнее, становится открытым, но открытость эта касается напрямую лишь нескольких разделов естествознания и философии и не включается, по сути, в дискуссию о культуре.

Однако начало положено. Конкретизация представлений о культуре неизбежно ведет к уяснению отношений человека к природе, логике и теории, его выявляющим.

Источник: Кемеров В.Е. Введение в социальную философию: Учебник для вузов. Изд. 4-е, испр. — М: Академический Проект, 2001. — 314 с.
OCR : Ихтик (г. Уфа) http://ihtik.da.ru, Ihtik@ufacom.ru


10.

Двоящиеся образы природы и культуры

В конце XIX столетия вопрос об отношении природы и культуры стал вопросом логики и методологии. Была предпринята попытка показать, что человек, имея дело с природой и культурой, использует существенно различные формы мышления и поведения. Наиболее последовательное выражение эта попытка получила в философии Риккерта.

Риккерт настаивал на принципиальном различии методов, оперирование которыми дает результаты, называемые нами «природой» и «культурой».

Природа — это действительность, понятая посредством обобщений, отвлекающихся от конкретно-индивидуальных особенностей предметов. Это — конструкт, получаемый в результате использования абстрактно-общих понятий, причинно-следственных зависимостей, соответствующих объяснений, т.е. аппарата классического естествознания, например, теоретической механики.

Культура — это действительность, выявляемая индивидуализирующим подходом, т.е. представленная в ее уникальных, неповторимых, единичных образцах. В этом пункте, правда, была одна незаметная на первый взгляд сложность. В одних случаях Риккерта можно понять так, что сама действительность (в отличие от «препарированной» природы) существует в совокупности своих индивидуальных проявлений. В других он рассуждает так, как будто индивидуализированная реальность есть результат приложения особой идеографической методологии, «индивидуализирующего» понятия. Фактически же «индивидуализирующей» логики Риккерт не создает и, соответственно, не представляет. Но дело не в этом. Суть методологической дилеммы, выявляемой Риккертом, ясна: либо мы берем реальность такой, какова она в ее своеобычных проявлениях, но отказываемся от традиционной логики (и стоящей за ней науки), либо мы «очищаем» действительность от особенностей и неповторимых черт, но тогда осваиваем ее рационально-логически, сохраняем ее для научного анализа и использования.

Фактически речь идет уже не о «природе» и «культуре» в традиционном смысле, а о двух разных проекциях человеческого мышления и действия, об их несовместимости и внешней дополняемости.

Более того, оказываются в принципе возможными два образа культуры и два образа природы. Один и тот же объект может быть трактован и как объект природы, и как культурная индивидуальность. Женевское озеро в качестве одного из озер — объект природы, но как единственное в историко-культурном роде явление оно — уже вне ряда, а стало быть, — вне природы.

Такой подход в конце XIX — начале XX в. мог показаться странным по меньшей мере. Г. Риккерт «заслужил» массу упреков в субъективизме, иррационализме и т.п. Но он во многом оказался прав. Так или иначе, но он показал, что традиционная логика, рациональность, наука не справляются с динамикой отношений между людьми и природой. Он обратил внимание на то, что образ природы «рисуется» культурой, зависит от ее средств, от ее динамики, от ее самосознания.

В XX столетии на практике были опробованы те варианты, которые были заложены методологическим дуализмом Риккерта. Были попытки создать машинизированную, «натуралистическую» культуру. Заметным явлением стало движение «контркультуры», обращенное к раскрепощению человеческой натуры, к скрытым в ней творческим силам. Еще продолжалось промышленное освоение природы, но уже возник образ естественной системы (или систем), неподвластной человеческой технике, превосходящей по сложности схемы человеческой рациональности. Возникли и новые попытки представить образ культуры как сочетание творческой динамики и «натуроподобного» ее функционирования.

Наиболее ярким примером такого рода является шпенглеровское сочетание культуры и цивилизации. У Шпенглера культура в ее уникально-творческой форме и культура как машинизированный стандарт оказываются разными фазами ее бытия. Первая, условно говоря, фаза восхождения, есть интервал, в котором оформляются ее основные понятия, образы, модусы поведения, общения, личностного бытия. На второй стадии происходит тиражирование, распространение и мельчание этих форм, вместе с тем и угасание возбуждавших их творческих сил.

В форме цивилизации культура переходит в естественноисторическое состояние, уподобляется механически освоенной человеком природе. Интенсивное развитие культуры как определенной целостности на этом завершается, далее она может эволюционировать, только «растекаясь» в социальном пространстве; ее собственные источники исчерпаны. Такова, по Шпенглеру, судьба, например, европейской культуры.

Н. Бердяев, рассуждая в этом же ключе, различает применительно к культуре понятие «организма» и «организации». В фазе восхождения культура представляется организмом, исполненным энергии творческого становления, саморазвития. В фазе функционирования она становится технически (собственно, механически) оформленной организацией: ее средства чужды как субъекту, осуществляющему деятельность, так и объектам этой деятельности. Автоматизм средств неизбежно порождает отчуждение цивилизации и от человека, и от природы.

Расслоение и усложнение образа культуры должно было привести и к усложнению образа природы. Как только общество на практике столкнулось с проблемой создания и освоения сложных технических, социальных и природных систем, оно приступило к переосмыслению своего отношения к природе, понимания природы, понятия природы.

Надо заметить, ко второй половине XX в. в философии, культуре и науке был накоплен достаточный запас идей, стимулировавших новые методологии. Правда и то, что многие из этих идей, возникнув еще в середине XIX в., не были востребованы до тех пор, пока кризисность человеческого отношения к природе не была осознана обществом с достаточной полнотой и серьезностью. Мы уже выше говорили о попытках ввести историчность в трактовку природы, совершенных немецкой классикой. Следует, видимо, упомянуть и идеи русской философии космизма, пролагавшие путь к пониманию культуры как составляющей биосферного процесса. В области биологического познания важную роль сыграли организмические и системные идеи А.А. Богданова, П.К. Анохина, Л. фон Берталанфи. Существенным оказался сдвиг в установках естествознания, занимающегося «неживой» природой, а именно «прорастание» идей историзма и системности в космологию, синергетику, геологию. По всему фронту естествознания началось переосмысление исходных представлений о природе. И хотя оно не распространилось еще на «массовую» науку, но уже глубоко затронуло те разделы знания, в которых определяется стилистика самого воззрения на мир.

Решающим обстоятельством в выработке новой концепции природы является экологическая проблематика. Именно она жестко диктует правила дальнейшей методологической «игры» в отношениях человека и природы и в научно-философском переосмыслении этих отношений.

Первое — это преодоление традиционного дуализма природного и культурного, «расслаивающегося» в сопоставления естественного и искусственного, дикого и оформленного, рутинного и творческого.

Второе — понимание того, что культура является одной из систем природы, системой особенной, сложной, но находящейся «внутри» природы, в окружении не менее сложных и своеобразных систем. Единое правило взаимодействия культуры и природы является культурно-исторической иллюзией; культура, стремясь к равновесию с внешним миром, должна выработать в себе способность к изменению и созданию логик практического и теоретического взаимодействия с различными природными комплексами.

Третье — уяснение сути экологической проблемы как проблемы культуры. Дисбаланс культуры и внешнего окружения — это результат деятельности самих людей, их организации, норм и ориентиров последней. Исправление экологических аномалий, стало быть, сопряжено с изменением характера человеческих организаций, норм и ориентиров их деятельности.

Источник: Кемеров В.Е. Введение в социальную философию: Учебник для вузов. Изд. 4-е, испр. — М: Академический Проект, 2001. — 314 с.
OCR : Ихтик (г. Уфа) http://ihtik.da.ru, Ihtik@ufacom.ru


11.

Культура как компонент биосферного процесса

Принято считать, что экологическая проблематика возникает и существует «на рубежах» отношений общества и природы. Если рассматривать эту проблему с точки зрения ее последствий, точнее — явно фиксируемых результатов природоиспользования, то так вроде бы и получается. Но если на проблему смотреть с позиций ее проясняющих, определяющих перспективы ее решения, то она в значительной мере оказывается сосредоточенной в поле деятельности самого человека. Неизбежная объективность этой проблемы заключается в том, что человек своей деятельностью запускает такие природные процессы, которые он контролировать не в состоянии.

По существу, мы здесь снова имеем дело с проблемой отчуждения: выращены такие социальные силы, созданы такие технические средства, которые, вступая в контакт со сложными природными процессами, создают мощный, не контролируемый человеком резонанс, угрожающий существованию жизни. Проблема по источнику своему остается социальной, но по масштабам является экологической. Социальный источник проблемы указывает на конкретное поле ее постановки и поиск каких-то обнадеживающих решений.

Возникают и осознаются сравнительно новые, экологические императивы реконструкции социальности. Перспектива решения проблемы во многом зависит от того, смогут ли люди подчинить реальные абстракции социальных форм согласованному процессу их собственного личностного развития. Иными словами, должна быть экологизирована сама социальность. Экологизирована в смысле — оживлена, подчинена росту и сочетанию человеческих сил, их процессности, их реализации в непосредственно индивидных формах.

Бердяев, противопоставляя организм и организацию, был не совсем прав — во всяком случае с современной точки зрения, учитывающей возможность создания или «выращивания» организации, соизмеримой по сложности с живыми организмами. Создание организации определяется, по сути, созданием возможностей для интенсивной деятельности составляющих ее индивидов, оформляемой не схемами проекта, а самим фактом бытия и взаимодействия индивидов. Создание возможностей тоже должно быть понято в специфическом смысле как подчинение индивидам, т.е. процессам их деятельности, тех стандартных, автоматизированных социальных форм, которые имеют квазисамостоятельное значение. Перспективным оказывается «очищение» человеческих взаимодействий от шаблонов мышления и поведения, мешающих людям выявить конкретную логику ситуаций, которые требуют ответственных и продуктивных решений.

Экономика такой организации не вне индивидов, а в их собственной деятельности, ибо она оказывается живым комбинированием различных измерений социальности и регламентируется лишь логикой сочетания таких процессов, их сохранения, их «очищения» от нежизненных форм.

В этом организационном режиме социальность освобождается от автоматизирующих деятельность шаблонов, вместе с тем она остается сбалансированной полицентрическои системой, реагирующей изменением своих форм на внешние и внутренние нарушения устойчивости. Это — устойчивость особого рода, так как она ориентирована не на закрепление форм, а на их изменение, т.е. устойчивость эволюционного характера.

В плане промышленно-экономическом такая социальность может перейти от ограниченной номенклатуры ресурсов, потребляемых в огромных количествах, к их разнообразию, что обусловливает и демассификацию производства, и персонализацию рабочей силы, и отказ от рутинных схем деятельности, и повышает социальную ценность конкретных практических проектов, конкретных логик взаимодействия сложных систем разных типов.

Экологизации ожидает и духовно-теоретическая деятельность людей. Человечеством создано огромное количество моделей. Методология иногда оговаривается, что модели не совпадают со своими объектами, а иногда намеренно искажают их, чтобы выявить какие-то их свойства, т.е. являются своего рода карикатурами на объекты. Однако массовая и прикладная наука часто совершенно забывают об этих качествах модельных представлений и стремятся их напрямую реализовать, трансформируя «экономию мышления» в якобы прямую экономическую выгоду. За этим обычно следуют непредсказуемые результаты, разрушающие природные связи, угрожающие человеку. Предстоит огромная научная и культурная работа по очищению мыслительной и практической деятельности людей от тех «отбросов», которые образуются в ходе невольных или неосознанных (и в этом смысле «естественных») отождествлении моделей, образов, схем с логикой самих природных систем и процессов.

Когда-то Ницше рассуждал о том, стоит ли доверять мыслям, родившимся не на свежем воздухе и не в движении. Но этот тезис в определенном смысле справедлив и для культурной рациональности в целом. Рациональности еще предстоит ожить и одухотвориться в живом движении и умножении личностных сил людей, в конкретных контактах человека со сложными системами, в создании конкретных логик, ориентированных на вполне определенный контекст диалога, определенный не гранями, а сложностью, нелинейностью взаимодействия.

Существенным моментом обновления рациональности явится анализ культуры как почвы рациональности, причем такой, что, меняясь сама, намечает контуры рациональности, меняет ее функции, создает стимулы ее модификаций. По ходу такого анализа могут выявиться причины «расслоения» образа культуры, множественности ее определений, может «всплыть» некая логика культуры, понятая как связь ее собственных изменений.

Источник: Кемеров В.Е. Введение в социальную философию: Учебник для вузов. Изд. 4-е, испр. — М: Академический Проект, 2001. — 314 с.


Введение 3
Определение понятия «культура», ее функции и виды. 4
Исторические аспекты взаимодействия природы
и человеческой цивилизации. 8
Экологическая культура. 13
Заключение. 16
Список использованной литературы. 17
Введение

Наблюдение в процессе трудовой деятельности породило эмпирические знания первобытного человека. Уже простое созерцание открывало перед ним мир разнообразных веществ, живых организмов, звуков, красок. Преисполненная множеством удивительных тайн и загадок, природа поражала сознание людей, будила их фантазию
Вместе с развитием производства совершенствовалась и наука. В наше время успехи ее огромны, но мир неисчерпаем, и прогресс науки безграничен. В процессе дельнейшего познания люди раскроют бесчисленные секреты природы, например, многие тайны строения и функционирования живых организмов. Формируясь в течение миллионов лет, живые организмы достигли такого совершенства, которое пока еще превосходит творения рук и мысли человека. Например, поразительной надежностью отличаются природные “детали”. Сердце, день за днем прогоняющее кровь по сосудам, действует надежнее самого совершенного насоса, созданного людьми. Десятки лет не требует какого-либо “ремонта” мозг человека, выполняющий титаническую работу. Далеко еще современной технике и до той степени миниатюрности “деталей”, плотности их “монтажа”, экономичности, какие присущи живому организму.
Каждая из наук, занимающихся изучением культуры, создает определенное представление о культуре˙ как предмете своего исследования. Так что «образ культуры» в различных науках выглядит по-разному. Западные исследователи культуры насчитывают до 500 определений культуры. Это ˙объясняется не только специфическими интересами конкретных наук, но и разнообразием мировоззренческих позиций и даже разных подходов в рамках одного мировоззрения, с которых рассматривается культура.
Описание.
1. Определение понятия «культура».
˙Сам термин «культура» латинского происхождения и первоначально означал возделывание почвы, ее «культивирование», то есть изменение в природном объекте под воздействием человека, его деятельности в отличие от тех изменений, которые вызваны естественными ˙причинами. Уже в этом первоначальном содержании термина язык выразил очень важную особенность культуры – заложенное в ней человеческое начало, акцентировав внимание на единстве культуры, человека и его деятельности.
Существует множество определений культуры и множество подходов к ее пониманию и оценке. По подсчетам американских культурологов А. Кребера и К. Клакхона в настоящее время имеют место свыше 500 определений. Исследователи проанализировали свыше ста основных определений и сгруппировали их следующим образом: ˙
• описательные определения, восходящие в своей основе к концепции родоначальника культурной антропологии ˙Э. Тайлора. Суть таких определений: культура - это сумма всех видов деятельности, обычаев, верований; она включает в себя все созданное людьми (книги, картины и т. п.), знание путей приспособления к природе и обществу, язык, традиции, систему этикета, этику, религию; ˙
• исторические, подчеркивающие роль традиций и социального наследия, доставшихся современной ˙эпохе от предшествующих этапов развития человечества, т.е. культура является результатом исторического развития и включает в себя все, что искусственно, что люди произвели и что передается от поколения к поколению - орудия, символы, организации, общая деятельность, взгляды, верования; ˙
• нормативные, акцентирующие значение принятых правил и норм. Культура - это образ жизни индивида, ˙ определяемый социальным окружением;
• ценностные: культура - это˙ материальные и социальные ценности группы людей, их институты, обычаи, реакции поведения;
• психологические, исходящие из того, ˙как человек решает конкретные проблемы на психологическом уровне. Культура - особое приспособление людей к природному окружению ˙и экономическим потребностям, она складывается из всех результатов такого приспособления;
• социально-педагогические: культура - это˙ поведение, которому человек учится (приобретает в процессе социализации), а не получает в качестве биологического наследства (генетически); ˙
• И др.
Каждая из перечисленных групп определений схватывает какие-то важные черты культуры. Действительно, она является результатом поведения людей и деятельности общества, она исторична, включает модели, ˙идеи и ценности, избирательна, основана на символах, т.е. не включает биологических компонентов человека и передается ˙отличными от биологической наследственности механизмами, наконец, она воспринимается эмоционально конкретными индивидами. ˙
Связь культуры с различными сторонами общественной жизни порождает многообразие ее значений и создает ˙трудность в ее определении. Существует несколько сот определений культуры и нет никаких оснований полагать, что это число не увеличится: общественное ˙развитие с непреклонным постоянством раскрывает все новые ее страницы, выявляет неизвестные ранее черты и особенности, конкретизирует ее функции. ˙Культура – открытое понятие, как и все, что связано с человеческой историей. Это обстоятельство дает повод и для крайних выводов о принципиальной невозможности "классического" определения культуры.˙ Предлагается лишь ограничиться перечислением практически бесконечного ряда ее функций и проявлений. ˙
Культура, человек и природа — эта триада понятий не сходит со страниц научной литературы, журналов и газет. Дело в том, что в соотношении природного и культурного невозможно провести четкой границы - культура составляет сущностное единство человека, а человек включает в себя не только культурное, но и природное измерение. В человеке культурное и природное слиты в единое целое, и сложившиеся между ними отношения настолько сложны, что они до сих пор не могут считаться до конца осознанными.
Список литературы.
Список использованной литературы
1. Драч Г.В. Культурология. Ростов-на-Дону, 1996.
2. Елисеев А. Л., Тюрин Е.А. Культурология. Учебное пособие для вузов. Орел, 1998.
3. Культурология. Курс лекций. Хрестоматия. Практикум. // под общ. ред. Лапиной С.В. Мн., 2004.
4. Культурология. Учебник для вузов. // под ред. Радугина А.А., М.,1999.
5. Попова Е.А. Введение в культурологию. М., 1996.
6. Сапронов П.А. курс лекций по теории и истории культуры. С-Пб., 2001.
7. Столяров Д.Ю., Кортунов В.В. Культурология: учебное пособие для студентов заочного обучения всех специальностей. М., 1998.